В Тольяттинской филармонии с литературной программой «Привилегии дамского пола» выступил народный артист России, лауреат Государственной премии РФ, артист Московского Художественного Театра, звезда театра и кино Авангард Леонтьев. В его моноспектакле прозвучали рассказы Антона Павловича Чехова.
После краткого предисловия Леонтьев прочел рассказ «Бабы», который некоторые чеховские современники окрестили историей о русском Тартюфе. Публика, выдержав заданную артистом планку, была награждена тонким лирическим рассказом «Красавицы» — романтической историей о первой влюбленности героя, мимолетности переживания красоты и ускользающей тайне бытия, вдруг открывшейся юноше в южнорусских степях. А уж потом последовал рассказ «Дамы»: язвительный, более привычный и понятный Чехов был принят на «ура». Подвел итог литературному моноспектаклю рассказ-анекдот Антоши Чехонте «Женские привилегии».
Зрители аплодировали артисту с искренней страстью, а он сделал тольяттинской публике немало комплиментов. О том, что именно впечатлило Авангарда Леонтьева, журналисты спросили его после концерта.
- В зале было человек 500, а обычно бывает 150 – 250 в филармониях на литературных концертах, — ответил артист. — В Тольяттинской филармонии есть литературный абонемент, и не один, поэтому публика уже приважена сюда, поэтому она ходит в таких количествах. Способность заинтересовать публику — это отличает некоторые филармонии, например, тольяттинскую.
- Кажется, сейчас мы переживаем новую волну интереса к литературе и к моноспектаклям, когда актеры читают литературные произведения. Согласны вы с этим?
- Отвечу в продолжение темы о приученности публики. В чистом поле люди не придут на литературный концерт, если только не будет читать Алла Пугачева. Можете себе представить? В чистом поле Пугачева читает наизусть литературу. А так не придут люди без подготовки.
- Ваша программа рассчитана на искушенного зрителя? Вы не боялись ехать в промышленный город со своей программой?
- Я не боялся, я здесь уже был два раза. И потом Чехов — он же очень доступный. Другое дело, что эти суровые, серьезные чеховские рассказы редко исполняются, и с ними зритель мало знаком.
- Вы приезжали когда-то со спектаклем на ВАЗ в Тольятти. Насколько эта работа была для вас важна? Были ли еще после этого в вашей жизни робы рабочих? Есть сейчас Шатровы, которые способны рассказать про сегодняшние реалии?
- Сейчас Шатровых что-то не видно. Знаете, это был спектакль к какой-то дате. Это была производственная тема так называемая, начальство очень приветствовало эту тему. Старый МХАТ на ней и погорел, собственно говоря. Как начали играть эти производственные темы, так и потеряли зрителя.
- Вы как-то сказали, что вы помогаете, обучая играть сразу «бифштекс», а не «гарнир». В вашей жизни «гарниров» не было?
- Почему же не было, были, конечно. «Гарнир» студенту не надо учиться играть, ему надо дать научиться играть сразу «бифштекс». При этом надо его сразу предупредить что этого «бифштекса» он может никогда и не получить. Хотя есть люди, которые так любят театр, что они будут и «гарнир» играть. И есть такие люди, которые всю жизнь работают, из театра на пенсию уходят со слезами, а играли в массовке, в общем-то, на небольших ролях… Потому что они любят профессию эту, тут уж ничего не сделаешь.
У самого у меня полно таких ролей -«гарниров», мы все молодыми играем такие роли, кроме Кости Райкина, все играем в массовке. И даже Костя, когда пришел в «Современник», он получил сразу несколько главных ролей, но одновременно он играл в нескольких спектаклях в массовке. Причем играл с таким рвением и удовольствием, что зритель его сразу выделял. Зритель любит, когда на сцене человек живет своим делом, а не отбывает номер. Зритель это видит чувствует и сразу отличает от других, которые через губу произносят какой-то текст, пользуясь только своей медийной известностью, выезжая только на этом… Так что надо уметь играть многое, но главное для актера — и студенту это надо сказать, подготовить его — нужно научиться терпеть и ждать. Не всем так везет, что одна за другой следуют главные роли, из одного кино приглашают в другое. Таких артистов мало, а все остальные, которых тысячи, десятки тысяч, должны уметь ждать.
- Есть ли у вас некая программная роль, которая оказала на вас как на актера влияние?
- Нет, наверное. Я пришел молодым артистом в театр «Современник», я играл разные роли: и массовку, и роли побольше, иногда и главные (очень редко), но я рос. Почему? Потому, что там была Галина Волчек, потому что там был Олег Табаков, а до них Олег Ефремов. Я рос, потому что они умели работать с артистами, они могли их растить. Я рос, учась у прекрасных партнеров — Евстигнеева, Лавровой, Даля, Вертинской, Толмачевой, Валентина Никулина, Михаила Козакова. Я выходил и учился у них невольно. Это была школа. Вот так происходит рост, когда есть коллектив, когда задачи серьезные ставятся. Когда есть талантливые руководители по несколько десятилетий работающие в одном театре.
- Вам и в кино повезло? Много работ с Никитой Михалковым.
- Нет, не много. Четыре с половиной. Но по отношению к нулю это очень много, а если учесть, что режиссер Михалков превосходный, то везение даже в одной роли у него сняться. Он очень здорово работает, он театральным способом работает с киноартистами. Такой же застольный период (чтение текста сценария), долгие репетиции прежде чем он выйдет на съемочную площадку. Он очень любит репетировать и очень много дает артистам — подкидывает им приспособление тех или иных ходов, внутренних психологических, а иногда и внешних, которые очень обогащают роли. Поэтому артисты от него без ума. Гафт, я помню, снимаясь в фильме «12» у Михалкова, ему сказал: «Никита, так в театре не репетируют уже, как ты с нами работаешь».
- У вас есть опыт преподавания. Что вы можете сказать о студентах, как они эволюционируют?
- Эволюция у них плохая. Потому что у них вместо эволюции деградация. И не у студентов, а у выпускников, средней школы, которые приходят учиться. Они ничего не знают. Они, может быть, сдают ЕГЭ, на что их натаскивают последние 2 или 3 года, но они не знают, кто такой Ленин, они не знают, когда была война с Наполеоном, и была ли она. Про более близкое, наше, время они ничего вообще не знают, кроме Шнурова или каких-то там звезд эстрады. Идиоты ли они? Я не думаю. У компьютера много плохих сторон, с точки зрения взрослых: он время пожирает, играми все занимаются, даже взрослые. Смотришь, здоровый мужик едет, уткнувшись в дисплей, три четверти вагона в метро сидят и смотрят на дисплей каждый на свой. Думаешь, что же они там читают? Книгу, статью, ищут какие-то новости или справки? Нет, играют в карты или стрелялки-догонялки. Но с другой стороны, все-таки до них доходит информация такого мирового характера, через эти гаджеты, все-таки как-то же они учатся, приходят в вузы, приходится там догонять и нагонять, там педагоги стараются, как могут, изо всех сил, и все не так плохо. Главное, что мы работники искусства и культуры должны держать свой уровень, не ронять планку, не опускаться только до «развлекухи». До того, до чего опустились все телеканалы, которые счастливы, думая, что их все смотрят, а выясняются, что по статистике их смотрят только пожилые зрители. Не знаю, чем занимаются ваше местное телевидение, не в курсе, но, думаю, что подражает старшим братьям, центральным каналам.
В Москве те, кто сидят «под башней», центральные телевизионщики, они так говорят: «Народ к серьезному не готов». Поэтому и Петросян, и «Комеди клаб», и прочее — и так 24 часа в сутки. Как говорит Михалков, «так прохохочем всю страну». И я с ним согласен.
Прерывается. Говорит по телефону.
- Это Женя Миронов звонил.
- Он любимый ваш ученик?
- Он и друг мой еще. Учеников может быть много и любимых учеников, а друзьями становятся не все.
- Вы в Тольятти приедете еще?
- Ну, меня пригласили первый раз с литературным концертом за семьдесят лет, а других семидесяти лет у меня нет. (Смеется)
Ладо Мирания, фото автора