В Тольяттинской филар­монии с литера­турной программой «Привилегии дамского пола» выступил народный артист России, лауреат Государственной премии РФ, артист Московского Художественного Театра, звезда театра и кино Авангард Леонтьев. В его моноспек­такле прозвучали рассказы Антона Павловича Чехова.

После краткого преди­словия Леонтьев прочел рассказ «Бабы», который некоторые чеховские совре­менники окрестили историей о русском Тартюфе. Публика, выдержав заданную артистом планку, была награждена тонким лирическим рассказом «Красавицы» — роман­ти­ческой историей о первой влюблен­ности героя, мимолет­ности пережи­вания красоты и усколь­зающей тайне бытия, вдруг открыв­шейся юноше в южнорусских степях. А уж потом после­довал рассказ «Дамы»: язвительный, более привычный и понятный Чехов был принят на «ура». Подвел итог литера­турному моноспек­таклю рассказ-анекдот Антоши Чехонте «Женские привилегии».

Зрители аплоди­ровали артисту с искренней страстью, а он сделал тольят­тинской публике немало компли­ментов. О том, что именно впечатлило Авангарда Леонтьева, журна­листы спросили его после концерта.

- В зале было человек 500, а обычно бывает 150 – 250 в филар­мониях на литера­турных концертах, — ответил артист. — В Тольяттинской филар­монии есть литера­турный абонемент, и не один, поэтому публика уже приважена сюда, поэтому она ходит в таких количе­ствах. Способность заинте­ре­совать публику — это отличает некоторые филар­монии, например, тольяттинскую.

- Кажется, сейчас мы переживаем новую волну интереса к литературе и к моноспек­таклям, когда актеры читают литера­турные произ­ве­дения. Согласны вы с этим?

- Отвечу в продол­жение темы о приучен­ности публики. В чистом поле люди не придут на литера­турный концерт, если только не будет читать Алла Пугачева. Можете себе представить? В чистом поле Пугачева читает наизусть литературу. А так не придут люди без подготовки.

- Ваша программа рассчитана на искушенного зрителя? Вы не боялись ехать в промыш­ленный город со своей программой?

- Я не боялся, я здесь уже был два раза. И потом Чехов — он же очень доступный. Другое дело, что эти суровые, серьезные чеховские рассказы редко испол­няются, и с ними зритель мало знаком.

- Вы приезжали когда-то со спектаклем на ВАЗ в Тольятти. Насколько эта работа была для вас важна? Были ли еще после этого в вашей жизни робы рабочих? Есть сейчас Шатровы, которые способны рассказать про сегодняшние реалии?

- Сейчас Шатровых что-то не видно. Знаете, это был спектакль к какой-то дате. Это была произ­вод­ственная тема так называемая, начальство очень привет­ствовало эту тему. Старый МХАТ на ней и погорел, собственно говоря. Как начали играть эти произ­вод­ственные темы, так и потеряли зрителя.

- Вы как-то сказали, что вы помогаете, обучая играть сразу «бифштекс», а не «гарнир». В вашей жизни «гарниров» не было?

- Почему же не было, были, конечно. «Гарнир» студенту не надо учиться играть, ему надо дать научиться играть сразу «бифштекс». При этом надо его сразу преду­предить что этого «бифштекса» он может никогда и не получить. Хотя есть люди, которые так любят театр, что они будут и «гарнир» играть. И есть такие люди, которые всю жизнь работают, из театра на пенсию уходят со слезами, а играли в массовке, в общем-то, на небольших ролях… Потому что они любят профессию эту, тут уж ничего не сделаешь.

У самого у меня полно таких ролей -«гарниров», мы все молодыми играем такие роли, кроме Кости Райкина, все играем в массовке. И даже Костя, когда пришел в «Современник», он получил сразу несколько главных ролей, но одновре­менно он играл в нескольких спектаклях в массовке. Причем играл с таким рвением и удоволь­ствием, что зритель его сразу выделял. Зритель любит, когда на сцене человек живет своим делом, а не отбывает номер. Зритель это видит чувствует и сразу отличает от других, которые через губу произ­носят какой-то текст, пользуясь только своей медийной извест­ностью, выезжая только на этом… Так что надо уметь играть многое, но главное для актера — и студенту это надо сказать, подго­товить его — нужно научиться терпеть и ждать. Не всем так везет, что одна за другой следуют главные роли, из одного кино приглашают в другое. Таких артистов мало, а все остальные, которых тысячи, десятки тысяч, должны уметь ждать.

- Есть ли у вас некая программная роль, которая оказала на вас как на актера влияние?

- Нет, наверное. Я пришел молодым артистом в театр «Современник», я играл разные роли: и массовку, и роли побольше, иногда и главные (очень редко), но я рос. Почему? Потому, что там была Галина Волчек, потому что там был Олег Табаков, а до них Олег Ефремов. Я рос, потому что они умели работать с артистами, они могли их растить. Я рос, учась у прекрасных партнеров — Евстигнеева, Лавровой, Даля, Вертинской, Толмачевой, Валентина Никулина, Михаила Козакова. Я выходил и учился у них невольно. Это была школа. Вот так проис­ходит рост, когда есть коллектив, когда задачи серьезные ставятся. Когда есть талант­ливые руково­дители по несколько десяти­летий работающие в одном театре.

- Вам и в кино повезло? Много работ с Никитой Михалковым.

- Нет, не много. Четыре с половиной. Но по отношению к нулю это очень много, а если учесть, что режиссер Михалков превос­ходный, то везение даже в одной роли у него сняться. Он очень здорово работает, он театральным способом работает с киноар­ти­стами. Такой же застольный период (чтение текста сценария), долгие репетиции прежде чем он выйдет на съемочную площадку. Он очень любит репети­ровать и очень много дает артистам — подки­дывает им приспо­соб­ление тех или иных ходов, внутренних психо­ло­ги­ческих, а иногда и внешних, которые очень обогащают роли. Поэтому артисты от него без ума. Гафт, я помню, снимаясь в фильме «12» у Михалкова, ему сказал: «Никита, так в театре не репетируют уже, как ты с нами работаешь».

- У вас есть опыт препо­да­вания. Что вы можете сказать о студентах, как они эволюционируют?

- Эволюция у них плохая. Потому что у них вместо эволюции дегра­дация. И не у студентов, а у выпуск­ников, средней школы, которые приходят учиться. Они ничего не знают. Они, может быть, сдают ЕГЭ, на что их натас­кивают последние 2 или 3 года, но они не знают, кто такой Ленин, они не знают, когда была война с Наполеоном, и была ли она. Про более близкое, наше, время они ничего вообще не знают, кроме Шнурова или каких-то там звезд эстрады. Идиоты ли они? Я не думаю. У компьютера много плохих сторон, с точки зрения взрослых: он время пожирает, играми все занимаются, даже взрослые. Смотришь, здоровый мужик едет, уткнувшись в дисплей, три четверти вагона в метро сидят и смотрят на дисплей каждый на свой. Думаешь, что же они там читают? Книгу, статью, ищут какие-то новости или справки? Нет, играют в карты или стрелялки-догонялки. Но с другой стороны, все-таки до них доходит инфор­мация такого мирового характера, через эти гаджеты, все-таки как-то же они учатся, приходят в вузы, прихо­дится там догонять и нагонять, там педагоги стараются, как могут, изо всех сил, и все не так плохо. Главное, что мы работники искусства и культуры должны держать свой уровень, не ронять планку, не опускаться только до «развлекухи». До того, до чего опустились все телеканалы, которые счастливы, думая, что их все смотрят, а выясняются, что по стати­стике их смотрят только пожилые зрители. Не знаю, чем занимаются ваше местное телеви­дение, не в курсе, но, думаю, что подражает старшим братьям, центральным каналам.

В Москве те, кто сидят «под башней», центральные телеви­зи­онщики, они так говорят: «Народ к серьезному не готов». Поэтому и Петросян, и «Комеди клаб», и прочее — и так 24 часа в сутки. Как говорит Михалков, «так прохо­хочем всю страну». И я с ним согласен.

Прерывается. Говорит по телефону.

- Это Женя Миронов звонил.

- Он любимый ваш ученик?

- Он и друг мой еще. Учеников может быть много и любимых учеников, а друзьями стано­вятся не все.

- Вы в Тольятти приедете еще?

- Ну, меня пригласили первый раз с литера­турным концертом за семьдесят лет, а других семидесяти лет у меня нет. (Смеется)

Ладо Мирания, фото автора

Поделиться: